Лев Лосев
Hommage d’Uflande
Родился Вова. Весь
народ
вполне доволен крохой.
А вот учиться он идет
за старшим братом, Лехой.
Подрос. Порой впадая в транс,
то в рифму гнет, то в ассонанс.
Завод зовет. Володя рад.
Чего-то фрезерует.
Подтянут и молодцеват
в Петсамо марширует.
Читать умеет между строк
он Хаммурапи кодекс.
(А как-то раз попал в острог,
слегка нарушив кодекс).
Он написал немало пьес,
но потерял к ним интерес.
Букет купивши белых астр,
шагает Вова под венец.
Достав цемент и алебастр,
свой дом он превратил в дворец.
Свое нашел он счастье где?
В труде!!!
Сергей Довлатов
“Чем ни закусывай, блевать
все равно будешь винегретом”.
Шекспир и я
Приехал в город Таллин,
Не Тито и не Сталин —
Поэт Володя Уфлянд (Ленинград).
Он загорать мог в Хосте,
Но вот приехал в гости
К Далметову, который очень рад.
Той ночью мы с ним в паре
Нажрались в Мюнди-баре,
Мы выпили там джина литров пять,
Наутро пили пиво,
Вели себя игриво,
И в результате напились опять.
На следующее утро
Мы рассудили мудро,
Что больше пить нельзя, что это — фэ,
Но все же (что за блядство!)
Пошли опохмеляться.
И в результате снова под шафе.
Мой стих однообразен,
А мир разнообразен,
Он в нас самих. И это сущий ад.
Мы живы (это важно).
И мы живем отважно.
Будь счастлив. Я дружу с тобой. Vivat.
Сережка Докладов, импреСИОНИСТ,
экспреСИОНИСТ, поэт эпохи ВОЗРАЖЕНЬЯ.
1973
Иосиф Бродский
Выздоравливающему Волосику*
Пока срастаются твои бесшумно косточки,
не грех задуматься, Волосенька, о тросточке.
В минувшем веке без нее из дому гении
не выходили прогуляться даже в Кении.
И даже тот, кто справедливый мир планировал,
порой без Энгельса, но с тросточкой фланировал.
Хотя вообще-то в ход пошла вещица в Лондоне
при нежном Брэммеле и гордом Джордже Гордоне.
Потом, конечно, нравы стали портиться:
то — революция, то — безработица,
и вскоре тросточка, устав от схваток классовых,
асфальт покинула в разгар расстрелов массовых.
Но вот теперь, случайно выбравшись с поломками
из-под колес почти истории с подонками,
больнички с извергом захлопнув сзади двери и
в миниатюре повторив судьбу Империи,
— чтоб поддержать чуть-чуть свое телосложение —
ты мог бы тросточку взять на вооружение.
В конце столетия в столице нашей северной
представим щеголя с улыбкою рассеянной,
с лицом, изборожденным русским опытом,
сопровождаемого восхищенным ропотом,
когда прокладывает он сквозь часть Литейную
изящной тросточкою путь в толпе в питейную.
Тут даже гангстеры, одеты в кожу финскую,
вмиг расступаются, поблескивая фиксою,
и, точно вывернутый брюк карман — на деньги,
взирают тучи на блистательного дэнди.
Кто это? Это — ты, Волосик, с тросточкой
интеллигентов окруженный храброй горсточкой,
вступаешь, холодно играя набалдашником,
в то будущее, где жлобы с бумажником
царить хотели бы и шуровать кастетами.
Но там все столики уж стоики с эстетами
позанимали, и Волосик там — за главного:
поэт, которому и в будущем нет равного.
Иосиф
1995